Рецензии на книгу
"За кулисами Уолл-стрит"

30.03.2009
eduvbooks.ru
Кузьмичёв Андрей Дмитриевич
http://www.eduvbooks.ru/reviews.php?rID=155

Для чего в театре нужны кулисы? Для того чтобы в пейзажных декорациях появилась перспектива. Впервые их использовали в 1619 г. в Театре Фарнезе в Парме. Для чего название книги The Mind of Wall Street (дословно — «Разум Уолл-стрит») в русской редакции звучит иначе — «За кулисами Уолл-стрит»? Вероятно для того же — после прочтения книги осознаешь, что Леон Ливи сумел написать в соавторстве с Юджином Линденом не просто захватывающую историю о «мыльных пузырях» современной экономики. Он попытался заглянуть в будущее. «В конце 1990-х гг. я понял, что пришло время самому описать крах дутых компаний… — пишет он и добавляет: — Всеобщее увлечение акциями Internet-компаний убедило меня: именно сейчас пришло время осознать, что случилось с рынком, какую беду мы навлекли на себя и к чему, по моему мнению, это приведет». Описывая эту беду с помощью экономики и психологии, он существенно дополняет внушительную картину «Истории Уолл-стрит» Чарльза Гейсста (издательство «Квартет-пресс», 2001), но не теряет оптимизма.

История о «мыльных пузырях» нужна Ливи не для того, чтобы обрушиться на недальновидных политиков или аналитиков. Описывая крутые повороты мировой экономики, он особо подчеркивает: «Я неоднократно замечал, что инвесторы склонны начинать разговоры о «новой экономике» тогда, когда хотят обосновать действия, необъяснимые с позиций обычного анализа. Поэтому изменения в восприятии риска свидетельствуют не о наступлении новой эры, а об игнорируемом, но чрезвычайно важном факторе всех рынков — факторе влияния психологии». Он не скрывает, что всегда с недоверием относился к разнообразным теориям, объясняющим природу рынка. По мнению Ливи, для достижения успеха в финансах необходимы «хорошие идеи, умение видеть перспективу, способность творчески воплощать свою стратегию и извлекать прибыль из своей интуиции». «Но этих умений недостаточно, — считает он. — Ни одно из этих качеств не принесет вам пользу, если у вас не хватит выдержки следовать своей стратегии, когда рынок начнет испытывать ваши убеждения на прочность. А так случится обязательно».

Леон Ливи не поучает, а объясняет природу рынка. В книге есть пример о том, как на пике взлета курсов акций 1990-х гг. он устроил игру с директорами фонда Oppenheimer Fund, попросив их мысленно перенестись на несколько лет вперед после обвала рынка, взяв на себя роль конгрессмена, которому будет поручено организовать слушания финансового комитета сената о причинах краха рынка. «Директора решили, что я старый глупец, и должного внимания на мою идею не обратили, — пишет автор. — С момента краха компании Enron в конце 2001 г. многое из того, что я себе представлял, стало реальностью, а конгресс приступил к расследованию причин кризиса, возникновению которого поспособствовали его же члены».

Другой пример Ливи взял из античности. По его мнению, тогда в периоды кризиса политики и финансисты чрезвычайно искусно использовали свое умение «облапошивать» своих сограждан. Он пишет о том, как на заре Римской империи расчетливый делец по имени Красс стал самым богатым человеком в Риме, выкупив права на сбор податей с граждан на тех территориях, куда не доходили государственные сборщики налогов. «Но постепенно все больше римлян стремились принять участие в этом деле, и цены таких контрактов выросли до уровня, уже не обеспечивавшего сборщикам достаточных средств для выполнения их обязательств перед римской казной», — подмечает автор. Что сделал Красс в этой ситуации? Он применил все свое мастерство, чтобы убедить правительство дать добро на один из первых «выкупов предприятия, оказавшегося в затруднительном положении». Леон Ливи на этом эпизоде заканчивает свой пример. Но стоит всем напомнить о том, что сказочное налоговое обогащение не помогло римлянину: по легенде он был убит парфянами, а в рот ему залили расплавленное золото.

САМАЯ СУТЬ Мы, инвесторы, очень хорошо разбираемся в на­строениях прошлого — например, настроениях «бушующих два­дцатых», Великой депрессии, «свингующих шестидесятых», но не замечаем веяний настоящего. Когда же мы научимся вовремя замечать изменения, происходящие в мире? Можно только надеяться, что опыт научит распознавать явления, которые не подвержены изменениям, а приходят на смену друг другу, подобно веяниям моды. Мне нравится реп­лика, приписываемая Марку Твену: «История не повторяется, в лучшем случае она находит подходящую рифму». Я неодно­кратно замечал, что инвесторы склонны начинать разговоры о «новой экономике» тогда, когда хотят обосновать действия, необъяснимые с позиций обычного анализа. Поэтому измене­ния в восприятии риска свидетельствуют не о наступлении новой эры, а об игнорируемом, но чрезвычайно важном фак­торе всех рынков прошлого, настоящего и будущего — факто­ре влияния психологии.

В 1950-е годы инвесторы прекрасно осознавали, что курсы акций могут и расти, и падать. На волне недавнего взлета акций Internet-компаний, когда доход от акции рассматривал­ся как тормоз роста, казалось абсурдным правило инвесторов 1950-х годов: покупать акции, когда компания зарабатывает деньги, и продавать акции, если есть возможность получить больший доход от первоклассных облигаций. Прежде инвесто­ры понимали, что акции по своей природе более рискованны, чем облигации, и если дивидендная доходность акций становит­ся меньше доходности облигаций, это значит, что акции пере­оценены. Представьте себе, с каким презрением отнеслись бы к инвестору, пытающемуся в 1999 году применить на практике это правило! Инвестирование — действие в равной мере и экономиче­ское, и психологическое. Даже те, кто строят свои решения на холодном расчете и основываются на фундаментальных исти­нах, рано или поздно обнаруживают, что последние также подвержены веяниям времени. Это, в свою очередь, означает, что фундаментальные истины иногда не столь уж фундамен­тальны.

Несмотря на очевидность того, что рынок развивается, во многом основываясь на текущих предположениях и настрое­ниях, традиционная экономика сводит роль психологии в раз­витии свободного рынка к минимуму. Такое положение странно, поскольку и «финансовые гуру», и экономисты по­стоянно говорят о настроении рынка. Тем не менее, как только они садятся анализировать отдельную акцию, отрасль или ры­нок, у них проявляется склонность считать рынок рациональ­ным и эффективным.

Большинство героев «жизнерадостных» 1960-х пре­вратились в 1970-е в бестолковых баранов.

За полстолетия моей работы на бирже Уолл-стрит я был свидетелем нескольких поворотных пунктов в ее истории, и каждый из них свергал с трона тогдашних «хозяев Вселенной». Иногда изменения были очевидны, как в 1960-х, когда на сме­ну тогдашнему оптимизму пришли неуверенность и песси­мизм, вызванные войной во Вьетнаме и эмбарго на поставки нефти из арабских стран, введенным в 1973 году. Но чаще из­менения происходили незаметно.

У рынка нет сигнала тревоги, чтобы предупредить об изме­нившихся тенденциях. Рынок вбирает в себя несколько раз­личных временных планов, создавая какофонию или симфо­нию — в зависимости от характера слушателя. Курсы акций реагируют на текущие новости дня, технические факторы, от­носящиеся к определенным акциям; политические события в стране и за рубежом; поведение участников рынка, пытаю­щихся угадать, как публика откликнется на события. Они от­вечают на технологические изменения и перемены в торговой политике; на долгосрочные факторы, такие как старение поко­ления «бэби-бумеров» или тенденции в структуре капиталь­ных затрат.

В одном секторе рынка могут преобладать настроения эйфории, тогда как во всех остальных будет господствовать пессимизм; или весь рынок может поддаться на­хлынувшей волне эмоций.

НАЛОГОВЫЕ КОДЕКСЫ ОТРАЖАЮТ ценности общества, по­этому отнюдь не случайно именно французы производят от­личное вино, поскольку французский налоговый кодекс во все времена предоставлял преимущества производителям чудесных сортовых вин — они платили налоги по меньшей ставке, чем производители ординарных вин. Таким образом налоговый ко­декс поощрял производителей улучшать качество их продук­ции. Мне припомнилось несметное количество примеров пере­тока денег из отраслей с высоким налогообложением в сферы деятельности, пользующиеся налоговыми льготами, и я пришел к выводу, что налоги играют значительную роль в определении исторического развития.

ЛЮБОЙ ЧЕЛОВЕК, достаточно долго знакомый с финан­совым рынком, сможет распознать «мыльный пузырь». Ажио­таж, охвативший американский рынок в конце 1990-х годов, почти сравнялся по своему масштабу с великими «маниями» прошлого, такими как тюльпаномания 1630-х годов в Голлан­дии, спекулятивная лихорадка 1719 года в Англии в связи с Компанией Южных морей, железнодорожная «мания» 1845 года и «мыльный пузырь» японской недвижимости 1980-х. Тем примечательнее феномен «мыльного пузыря» Internet-компа­ний, — ведь он возник в условиях наиболее ликвидного, иску­шенного и, на первый взгляд, диверсифицированного рынка в истории.

«Пузырь» продолжали раздувать, несмотря на гром­кие предупреждения, высказанные на страницах авторитетных изданий, которые прямым текстом указывали на абсурдность тех курсов, по которым инвесторы приобретали акции Internet-компаний.

Когда «пузырь» лопнул, инвесторы начали приходить в себя и с горечью вспоминать те мифы, иллюзии и откровен­ный обман, которые они — ослепленные небывалым ростом курсов на бирже — принимали за чистую монету. Когда все улеглось, проявилась еще более тревожная тенденция. С паде­нием курсов акций рухнули многие